Песня "Brave Margot" была написана Жоржем БРАССЕНСОМ в 1947 году вместе с «Гориллой» и «Дурной репутацией» (англоязычная «Википедия» относит песню к 1953 году – периоду, когда она стала исполняться). Обычно ее переводят как «Храбрая Марго».
На русский язык есть два перевода — Александра Аванесова (вместе с Геннадием Тиняковым) и Бориса Рысева.
Вот начало перевода Александра Аванесова «Маргоша» (в его же исполнении ее можно прослушать здесь):
Маргоша, сельская красотка
Была наивна и добра
В траве котеночка-сиротку
Подобрав
Корсаж свой наспех распустила
Чтоб спрятать киску на груди
Другой подушки у пастушки
Не найти.
А котенок размяк от ласки
Он Маргошу принял за мать
И, зажмурив от счастья глазки
Стал сосать.
Увидал это местный житель
И, вернувшись бегом в село
Рассказал обо всем, что видел
И с тех пор пошло...
Лишь Марго свой корсаж распускала
И к груди прижимала кота
Всех мужчин точно ветром сдувало
Все – туда.
А Марго в простоте полагала
Что стоят и таращат глаза
Мужики от велика до мала
На кота…
Представленный между строф и использованный в видео комикс – работа бельгийского художника Даниэля Хенротена, работающего под псевдонимом Дени (Dany).
А вот перевод Бориса Рысева (он его не раз дорабатывал) «Славная Марго» (здесь можно послушать, как исполняет в его переводе эту песню Ирина Пиотровская, а здесь – сам Борис Рысев – начиная с отметки 10-00)
Как-то раз пастушка Маргоша,
cредь травы котенка нашла,
Тот отбился, видно, от кошки,
что ж — взяла!
Воротник она расстегнула
и кладет малютку на грудь
Нет подушки у бедной пастушки
— тут побудь.
Ну, а кот повел себя смело
Отыскал, что можно сосать,
чем смутил ее, но не смела
грудь отнять.
Эту сцену узрел прохожий,
и глаза разъехались врозь,
всем разнес он весть про Маргошу,
тут и началось.
И лишь Марго свой корсаж распускала
И котенка на руки брала,
Все мужчины сбегались кагалом
Из села-ла-ла-ла-ла.
А Марго в простоте полагала,
что нелегкая
их принесла
Посмотреть на кота, всем кагалом
из села-ла-ла-ла...
В начале карьеры, как известно, Жорж БРАССЕНС пытался выступать как автор, предлагая петь свои песни другим. Так он, в частности, попал в 1952 году в кабаре, где выступала певица Паташу (она получила свой сценический псевдоним в честь этого кабаре – Patachou. На самом деле pâte-à-choux означает кремовое слоёное тесто). Именно она первая оценила потенциал БРАССЕНСА, не только исполнив его песни, но и выведя его на сцену. Как пишут, сопровождая этот его первый выход словами: «Хочу представить вам Жоржа БРАССЕНСА. Он не умеет петь, не умеет играть на гитаре и не умеет держаться на сцене, но послушать его стоит».
В 1953 году она спела "Brave Margot" в фильме «Парижские женщины» (посмотреть эпизод можно здесь). А вот здесь еще одна запись ее исполнения этой песни много лет спустя в кругу студентов, подхватывающих припев.
Ну и наконец, вот здесь можно послушать исполнение этой песни самим Жоржем БРАССЕНСОМ — к сожалению, только аудио.
Кстати, Юрий Визбор в 1958 году написал песню «Жак Лондрей» на мотив "Brave Margot". Вот ее начало (послушать можно здесь):
Жак Лондрей, уроженец Парижа,
Перебрался в другие края.
Жак Лондрей поселился поближе
К лучезарным французским морям.
Он идет по шикарному пляжу,
А вокруг красота, красота:
Толигэ, толигэ, дювуляже,
Тра-та-та-та, та-та-та, тра-та-та.
Слова «Толигэ, толигэ, дювуляже» – это строчка из "Brave Margot":
Et Margot qu'était simple et très sage
Présumait qu'c'était pour voir son chat
Que tous les gars, tous les gars du village
Etaient là, la la la la la la.
Петь Жоржа БРАССЕНСА по-русски, это все равно как петь Владимира ВЫСОЦКОГО по-французски. Но поют. Обоих. Проблема в том, что БРАССЕНС исполняет многие свои песни в несколько меланхоличной манере, которой и подражают его российские поклонники. Во французском оригинале эту некоторую исполнительскую однотонность взрывают изнутри стилистическая изощренность, щедрая аллюзионность, ирония и провокативность текстов. Провокативность переводчики еще как-то сохраняют, а вот первые три качества – увы! В итоге русский БРАССЕНС теряет глубину и второе дно.
Лучший исполнитель его песен – Марк Фрейдкин — поет их не так как автор. Мелодия песни и строение стиха сохраняется, но манера – откровенно ироничная, как это и свойственно Фрейдкину, а не отстраненная, как у БРАССЕНСА (плюс адекватный оригиналу, но не дословный перевод). В итоге, в его исполнении чувствуется дух (душа) песни, в то время как у других, стремящихся сохранить букву оригинала, ее нередко нет. Но, к сожалению, "Brave Margot" Марк Фрейдкин не пел.
P. S. так как подписи к рисункам на экране почему-то у меня не проявляются, напишу здесь. Художник первого после комиксов рисунка — Чарлз Де Вит, второго — Жан-Батист Валади, третьего — Клауди Джин, четвертого — Анри ВОЙЧИК и последнего — Робер Комбас.
В ходе бесед с Освальдо ФЕРРАРИ Хорхе Луис БОРХЕС так отозвался о начале «Морского кладбища» (Le cimetière marin) Поля ВАЛЕРИ: «Я процитировал одно из лучших, без сомнения, стихотворений Валери, но начинается оно, как мне кажется, с фальши; там, в начале, — сравнение моря с крышей, по которой гуляют голуби; думается, такой образ — полностью фальшивый, и еще эти голуби как избитая метафора паруса».
Речь идет об этих строфах (1-я и 3-я):
Ce toit tranquille, où marchent des colombes,
Entre les pins palpite, entre les tombes;
Midi le juste y compose de feux
La mer, la mer, toujours recommencee
O récompense après une pensée
Qu'un long regard sur le calme des dieux!
Stable trésor, temple simple à Minerve,
Masse de calme, et visible réserve,
Eau sourcilleuse, Oeil qui gardes en toi
Tant de sommeil sous une voile de flamme,
O mon silence! . . . Édifice dans l'ame,
Mais comble d'or aux mille tuiles, Toit!
Вот они в переводе Евгения ВИТКОВСКОГО:
Спокойный кров среди гробниц и пиний,
Где ходят голуби, где трепет синий;
Здесь мудрый Полдень копит пламена,
Тебя, о море, вновь и вновь слагая!
Внимать покой богов – сколь дорогая
За долгость мысли плата мне дана!
Минервин храм, сокровище, отрада,
Спокойства обозримая громада,
Надменный Зрак, и огнен, и суров,
Завесы чьи над толщей сна владычат!
Мое молчанье!.. Златочерепитчат
В душе воздвигнутый, Великий Кров.
В переводе Бенедикта ЛИВШИЦА:
Как этот тихий кров, где голубь плещет
Крылом, средь сосен и гробниц трепещет!
Юг праведный огни слагать готов
В извечно возникающее море!
О благодарность вслед за мыслью вскоре:
Взор, созерцающий покой богов!
О стойкий клад, Минервы храм несложный,
Массив покоя, явно осторожный,
Зловещая вода, на дне глазниц
Которой сны я вижу сквозь пыланье,
Моё безмолвье! Ты в душе — как зданье,
Но верх твой — злато тысяч черепиц!
В переводе Валентина ПАРНАХА:
Спокойный кров, где бродят голубицы,
Мелькнет из-за сосны, из-за гробницы.
Здесь полдень строит из огня и снов
Тебя, о море, в вечном обновленье.
Моя награда после размышленья —
Широко созерцать покой богов.
О, храм Минервы, постоянство клада,
Громада отдыха, обличье лада,
Бровастая вода, Глаз, ты таишь
Так много сна под пламенным покоем.
Мое молчание! Глубинным строем,
Мильоном черепиц спит Крыша крыш.
Обратите внимание, как переводчики, следуя за первоисточником, рифмуют концовки первой строки со второй, четвертой – с пятой, а третьей – с шестой. Есть еще три перевода на русский.
Забавно, что по поводу этого же начала «Морского кладбища» высказался и Умберто ЭКО в книге о проблеме перевода «Сказать почти то же самое»: «Меня всегда занимал вопрос о том, как можно перевести зачин «Морского кладбища» Поля ВАЛЕРИ (далее идет в качестве цитаты 1-я строфа — mif1959)…
Вполне очевидно, что крыша, по которой бродят голуби, — это море, покрытое белыми парусами лодок; и даже если читатель не понял этой метафоры в первом стихе, то четвёртый (на самом деле 3-й – mif1959) может, так сказать, снабдить его переводом… Но почему лазурная поверхность (моря — mif1959) должна представать крышей? Это не может понравиться итальянскому читателю и читателям тех стран (включая Прованс), где крыши по определению красные.
Дело в том, что, хотя ВАЛЕРИ говорит здесь о кладбище в Провансе и сам он родился в Провансе, думал он (как мне кажется) как парижанин. А в Париже крыши шиферные, и под солнцем они могут давать металлические отблески. Далее, «ровно в полдень» (midi le juste) на морской поверхности образуются серебристые отблески, напоминающие ВАЛЕРИ ряды парижских крыш. Другой причины для выбора этой метафоры я не вижу, но осознаю, что она воспротивится любой попытке разъясняющего перевода (предпочтёт затеряться в объясняющих парафразах, которые могут лишь убить ритм и лишить поэзию естественности)».
P. S. В русском переводе книги Умберто ЭКО приводится перевод 1-й строфы Сергея ШЕРВИНСКОГО:
Спокойный кров, где бродят сизокрылы, —
Трепещет он сквозь сосны, сквозь могилы;
Сливает полдень, в точности часов,
Из блестков — море, море в вечной смене!
Вознагражденность после размышлений —
Что долгий взгляд на тишину богов!
P. P. S. Умберто ЭКО ошибся: Поль ВАЛЕРИ родился не в Провансе, а в городке Сет, который находится в соседнем регионе Окситания (до 1 января 2016 года — регион Лангедок-Руссильон). Крыши там, правда, тоже красные.
P. P. P. S. Интересно, что парафраз 4 строки первой строфы – "La mer, la mer, toujours recommencee" есть у Жоржа БРАССЕНСА в песне «Умереть за идеи»: только в ней говорится не о море, а о смерти – «la mort, la mort toujours recommencée».
P.P.P.P.S. В предыдущем примечании речь идет не об известной песне с просьбой быть похороненным на пляже в Сете, где тоже есть прямая перекличка с «Морским кладбищем», а о другой.
облако тэгов
